Пикник на Тенерифе [Пикник на Тенерифе. Король нищих. Святой в Голливуде. Бешеные деньги. Шантаж. Земля обетованная. Принцип Монте-Карло] - Лесли Чартерис

— Не совсем так, — заметил хозяин. — Мои постояльцы надолго не задерживаются. Как вы могли заметить, в здешних краях не так уж много развлечений. Да и на добрых тридцать миль в округе нет ни одной живой души. Недавно я овдовел, представляете, как мне одиноко, не говоря уже о моих дочерях. Трое чудесных девушек, а им даже сходить на свидание не с кем. Кому захочется тащиться за тридцать миль к подружке и еще тридцать миль до ближайшего кинотеатра, а потом то же самое в обратном порядке. Уйдет уйма времени и сил. Теперь вы понимаете, насколько тщетны их попытки выйти замуж!

Букмекер сочувственно кивнул, потом выслушал еще несколько подобных жалоб, но голод заставил его сменить тему беседы и попросить ужин, который вскоре принесла красивая, пышная блондинка по имени Бланш. Она все порывалась принести еще что-нибудь, даже когда он наелся до отвала.

— Зубочистку не желаете? — предложила она, явно желая поразвлечь его беседой.

— Благодарю, — вежливо уклонился он. — У меня был трудный день, пора и отдохнуть.

Стоило ему только войти в свой номер и начать раздеваться, как в дверь постучали, и на пороге появилась красивая брюнетка.

— Меня зовут Кармен, — представилась она. — Я только хотела убедиться, что у вас есть все необходимое.

— Спасибо, больше ничего не надо, — успокоил он. — Я много путешествую и все вожу с собой.

Когда же удалось избавиться и от нее, забраться под одеяло и пробежать на сон грядущий бюллетень скачек, дверь отворилась вновь, и в комнате оказалась рыжеволосая красавица в коротенькой ночной рубашке.

— Меня зовут Джинджер, — сообщила она. — Я хотела проверить, удобная ли у вас постель.

— Спасибо, все в порядке, — заверил ее букмекер.

— Но я хотела сделать это сама… Можно? — настаивала девушка.

— Если вы это сделаете, — чопорно предупредил он, — мне придется выйти.

Наконец и эта оставила его в покое. Со вздохом облегчения он уже собирался потушить свет, как дверь с грохотом распахнулась настежь, и, пылая от негодования, на пороге появился теперь уже сам хозяин гостиницы.

— Что происходит? — прорычал он. — Я вынужден всю ночь слушать нытье и вздохи своих дочерей, самых красивых девушек в округе! Они старались выказать вам свое расположение, а вы не удостоили вниманием ни одну из них! Вас что, наша фамилия не устраивает?

— Но я же говорил, моя профессия — букмекер, и дело я имею только с неравными величинами.

Мистер Теокритиус Вей не был букмекером из этого анекдота, но, надо признать, по роду своей деятельности ему часто приходилось заниматься именно неравенствами, и был он таким же однолюбом, как уже упомянутый букмекер.

Действительно, одно из самых старых, но вечно молодых и прибыльных открытий в этой области было прямо связано с тем же каламбуром, «равенство-неравенство, чет-нечет». В любом баре, где он отирался в поисках дармовых удовольствий, у него неизбежно возникал спор с собутыльниками, кому платить за выпивку. Тогда он предлагал пари, а если компаньон извлекал из кармана монету, чтобы сыграть в орлянку, то обращался к нему с неуловимой усмешкой.

— Оставим эти детские игрушки, хотя неплохо можно заработать монетою с двумя орлами. Сыграем лучше в «Монте-Карло».

Он всегда любил давать высокопарные названия, намекавшие на достоверность и традиций, всем играм, которые изобретал.

— А что это такое? — следовал естественный вопрос.

Тогда мистер Вей извлекал из кармана горсть мелочи и позвякивал ею в сжатом кулаке, не оставляя сомнения, что у него в руке находится изрядное число монет.

— Я зажал в руке горсть монет, — снисходительно просвещал он невежду. — Ты достанешь из кармана свои, и мы одновременно кладем их на стойку. Предположим, у тебя окажется нечетное число монет, и общее количество также будет нечетным, тогда ты выиграл. А если общая сумма будет четной, то проиграл. И наоборот. Здесь все честно, ведь никто не может узнать, сколько монет другой выложит на стойку. Шансы на выигрыш пятьдесят на пятьдесят.

В первый раз мистер Вей предпочитал проиграть, это давало ему право настаивать на продолжении игры. Игра шла за игрой, азарт нарастал, ставки росли. Если простофиля сам настаивал на продолжении, то мистер Вей великодушно предоставлял ему возможность попытать счастья с вероятностью пятьдесят на пятьдесят. После этого у его жертвы не оставалось никаких шансов угадать, чет или нечет в общей куче монет. Если ему приходило в голову положить нечетное число монет, то сумма всегда получалась четной, и наоборот, Легче было найти человека, у которого правая ступня была на левой ноге, чем обыграть мистера Вея. Этот трюк принес ему больше денег, чем Альберту Эйнштейну его теория относительности.

Любящий родитель окрестил его Теокритусом — еще одна жертва неоправданного оптимизма. Уже в нежном возрасте сверстники не стали сокращать его имя до уважительного Тео, они единодушно называли его Тик. Эта кличка пристала к нему, как банный лист. Под ней он был известен в более зрелом возрасте, если быть точным, в самом расцвете сил, когда его путь пересекся со Святым, который, собственно, и является героем этого рассказа.

Однако вопреки установившемуся за последнее время мнению, что истоки всех преступлений взрослых кроются в несостоявшихся надеждах и неудачах подрастающего поколения, надо сразу заявить, что Тик Вей постоянно получал в школе хорошие оценки и проявил особую склонность к математике. Но вместо того, чтобы стать инженером или ученым, все его способности были направлены только на то, чтобы облапошить какого-нибудь простака благодаря поразительному умению манипулировать с цифрами.

В свои сорок с небольшим он все еще оставался коротышкой. Широкоплечий, с довольно приличным брюшком, мистер Вей даже в своих неизменных ботинках на толстой подошве вряд ли был выше пяти футов. У него была важная, петушиная походка, как будто он постоянно готов был ринуться в драку. Так люди невысокого роста повышенной агрессивностью часто пытаются компенсировать свои несолидные габариты. Его грубое, аморфное лицо казалось озлобленным на весь род человеческий. Но если хромосомами он был обречен на второстепенные роли в драке, то это компенсировалось его превосходством, когда с точностью и скоростью электронной машины он просчитывал варианты в своих бесконечных пари, подчиняясь железной логике и непреложным законам вероятности.

Для Тика Вея знание вероятности выпадения того или иного числа при игре в кости было детской забавой. Он испытывал глубокое презрение ко всем недоумкам, с азартом играющим в кости в надежде на слепой случай, так как еще мальчишкой знал, что шансы на выигрыш при первом броске были не больше, чем один к трем, один к двум, чтобы выбить десятку, а если игрок попадал в затруднительное положение, и от этого броска зависел исход игры, то вообще, один к тридцати пяти. Ему не составляло труда сопоставить шансы и вычислить, что для бросающего шансы на выигрыш не больше сорока девяти процентов.

Более сложные выкладки для покера тоже не составляли для него труда. Ему не надо было долго размышлять, чтобы вспомнить, что вероятность выпадения подряд двух карт одной масти — один к двадцати трем. С цифрами в руках он мог легко доказать, что не стоит удерживать младшую пару из двух, а лучше сбросить ее и прикупить три новых карты. Кроме того, он знал не меньше пяти способов крапления карт, не говоря уже об исключительной ловкости рук, которая могла свести на нет любую теорию вероятности.

Саймон Темплер впервые столкнулся с ним в баре отеля «Интер» в Майами Бич. Это был еще один образчик архитектуры, каждый год появлявшихся в этом городе и претендовавших на титул «отеля года». Он был больше, выше и роскошней всего, что построено раньше и, кроме того, гораздо дороже. Человечество осваивало дорогу в космос, и отель сразу откликнулся на это появлением «Марсианского зала» или «Пейзажа Венеры», а посыльные сновали в новеньких, поблескивающих побрякушками пластиковых шлемах.

Стоял один из тех ненастных дней, когда, казалось, у природы осталась только одна уныло-серая краска, и она щедро окрашивала все на свете в этот удручающий цвет. В этот самый день, ровно в четыре часа пополудни в одном из баров отеля («Космическом» — как утверждал путеводитель) появился мистер Вей. Первый же бармен узнал в нем одного из самых шумных, но щедрых на чаевые клиентов, что позволило ему приветствовать гостя с некоторым подобострастием и фамильярностью одновременно.

— Хай, Тик. Что новенького?

— Все то же, Чарли. Один, двойной, как обычно.

— Да, сэр.

И он начал ловко смешивать и переливать содержимое многочисленных бутылок.

— Видишь ли, Чарли, в этом мире осталось еще столько беспомощных остолопов, что просто удивительно, как они еще дышать умудряются без посторонней помощи.